Неизвестный автор
Повесть о старике Такэтори - Первый японский роман в жанре моногатари (конец IX
— начало Х в.)
Не в наши дни, а давным-давно жил старик Такэтори, бродил по горам и долам,
рубил бамбук и мастерил из них корзины и клетки. И прозвали его Такэтори — тот,
кто рубит бамбук. Зашел однажды старик Такэтори в самую глубину бамбуковой чащи
и видит: льется из одного деревца сияние, глядь — что за диво! В глубине
бамбукового стебля сияет дитя — маленькая девочка, ростом всего в три вершка.
«Видно, суждено ей стать моей дочерью», — сказал старик и понес девочку домой.
Она была необычайно красива, но крошечная, и спать ее положили в птичью клетку.
С той самой поры как пойдет старик Такэтори в лес, так найдет чудесный бамбук, в
каждом сочленении его — золотые монеты. Так стал он богатеть понемногу. Росла
крошечная девочка быстро-быстро и через три месяца превратилась в чудесную
девушку. Сделали ей взрослую прическу и нарядили во взрослое платье, прицепили
длинный складчатый шлейф-мо. Из-за шелковой занавески девушку не выпускали,
берегли и лелеяли. И все в доме озаряла ее чудесная красота. И назвали ее
Лучезарной девой, стройной, как бамбук, — Наётакэ-но Кагуя-химэ.
Люди прослышали о несравненной красе Кагуя-химэ, много женихов простого звания и
знатных богачей влюблялись в нее с чужих слов и приходили в безвестное селение,
и только понапрасну трудились и возвращались ни с чем. Но были упрямцы, что днем
и ночью бродили вокруг ее дома, посылали письма, слагали жалобные любовные
песни, — не было ответа на их домогательства. Чередой шли дни и месяцы, жаркие,
безводные дни сменялись ледяными, снежными, но пятеро самых упорных женихов с
надеждой думали, что должна же Кагуя-химэ избрать себе супруга. И вот обратился
к ней с речью старик Такэтори: «Дочь моя, мне уже за семьдесят, и в этом мире
так повелось, что мужчины сватаются к девушкам, а девушки выходят замуж, семья
их множится, дом процветает». «Не по душе мне этот обычай, — отвечает
Кагуя-химэ, — не пойду я замуж, пока не узнаю сердце свого жениха, надо испытать
их любовь на деле».
Женихи тоже согласились, что мудро она решила, и Кагуя-химэ , задала всем
женихам задачи. Одному принцу, Исицукуре, повелела она привезти из Индии
каменную чашу, в которую сам Будда собирал подаяние. Принцу Курамоти наказала
она принести с волшебной горы Хорай, что в Восточном океане, ветку с золотого
дерева с плодами-жемчужинами. Правому министру Абэ-но Мимурадзи заказала платье
из далекого Китая, сотканного из шерсти Огненной мыши. Старший советник Отомо-но
Миюки чтобы добыл ей камень, сверкающий пятицветным огнем, с шеи дракона. А
средний советник Исоноками-но Маро должен подарить ей раковинку ласточки, что
помогает легко детей рожать.
Услыхали про эти задачи принцы и сановники, загрустили и пошли восвояси. Принц
Исицукури стал ломать голову, как ему быть, как дойти до Индии, где ту каменную
чашу найти. И объявил он, что отправляется в Индию, а сам скрылся с людских
глаз. Через три года взял он, недолго думая, старую чашу, что, вся покрытая
копотью, стояла в храме на Черной горе, положил в мешочек из парчи, привязал к
ветке из рукодельных цветов и со стихотворным посланием принес в дар Кагуя-химэ,
Прочитала красавица письмо, а там в стихах написано: «Миновал я много / Пустынь
и морей, и скал — искал / Эту чашу святую... / День и ночь с коня не слезал, не
слезал — / Кровь ланиты мои орошала».
Но девушка сразу же увидела, что не исходит от чаши даже слабого сияния, и
вернула ее с уничижительными стихами, а принц бросил чашу перед воротами в
сердечной досаде. С тех пор пошла про таких бесстыдников поговорка: «Испить чашу
позора».
Принц Курамоти велел передать Кагуя-химэ, что отправился искать золотую ветвь с
жемчужинами на гору Хорай, и покинул столицу. Он отплыл на корабле в Восточный
океан, но через три дня тайно вернулся, выстроил дом в потаенном месте, поселил
в нем золотых дел мастеров и велел сделать такую ветку, как пожелала Лучезарная
дева. Через три года он сделал вид, что вернулся в гавань после долгого
плавания. Положил принц ветку в дорожный ларец и повез в дар Кагуя-химэ. В
народе пошел слух, что принц привез волшебный цветок. Прибыв в дом старика
Такэтори, стал принц рассказывать, как носило его по волнам четыреста дней и как
высадился он на горе Хорай, сплошь покрытой золотыми и серебряными деревьями,
как отломил одну ветвь и с ней поспешил домой. И Такэтори в ответ на его повесть
сложил стихи: «День за днем искал я бамбук, / На горе в бессолнечной чаше / Я
узлы его разрубал, / Но встречался ты с горем чаще, / Разрубая узлы судьбы».
И стал готовить опочивальню для молодых. Но, как на грех, в этот час прибыли в
дом Такэтори золотых дел мастера, что изготовили ветвь для принца, с требованием
заплатить за труды. Как услышала про то Кагуя-химэ, так вернула ветвь обманщику
и выгнала принца с позором. Убежал принц Курамоти в горы, и никто его больше
никогда не видел. Про таких говорят: «Напрасно он рассыпал жемчужины своего
красноречия».
Правый министр Абэ-но Мимурадзи, коему Кагуя-химэ велела найти для нее платье,
сотканное из шерсти Огненной мыши, написал письмо китайскому гостю Ван Цину с
просьбой купить в Китае эту диковинку. Выполнил просьбу гость и написал, что с
большим трудом отыскал платье в храме Западных гор. Обрадовался министр и,
сложив руки, поклонился в сторону китайской земли. Платье прибыло в Японию на
корабле в драгоценном ларце, а само оно было густо-лазурного цвета, концы
шерстинок — золотые. Казалось оно бесценным сокровищем. Очищали эту ткань не
водой, а пламенем, в огне она не горела, а становилась еще прекраснее.
Отправился министр в роскошном платье к девушке, привязав ларчик к цветущей
ветке, а еще к ветке послание привязал: «Страшился я, что в огне / Любви моей
безграничной / Сгорит сей дивный наряд, / Но вот он, прими его! / Он отблеском
пламени блещет...»
Но Кагуя-химэ, желая испытать жениха, бросила драгоценное платье в огонь, и
р-раз! — оно сгорело дотла. Кагуя-химэ вне себя от радости вернула министру
пустой ларчик от наряда и в него вложила письмо: «Ведь знал же ты наперед, / Что
в пламени без остатка / Сгорит сей дивный наряд. / Зачем же, скажи, так долго /
Питал ты огонь любви?»
И неудачливый жених со стыдом воротился домой. Про таких говорят: «Погорело его
дело, дымом пошло».
Старший советник Отомо-но Миюки собрал своих домочадцев и сказал: «На шее
дракона сверкает драгоценный камень. Кто добудет его, может просить все, что
пожелает, Драконы обитают в глубине гор и морей и, вылетая оттуда, носятся по
небу. Надо подстрелить одного и снять с него драгоценный камень».
Слуги и домочадцы повиновались и отправились на поиски. Но, выйдя за ворота,
разбрелись в разные стороны со словами: «Придет же в голову такая блажь». А
старший советник в ожидании слуг выстроил для Кагуя-химэ роскошный дворец с
золотыми и серебряными узорами. День и ночь ждал он своих слуг, но они не
появлялись, тогда он сам сел на корабль и пустился по морям. И тут налетела на
корабль страшная буря с громом и молнией, и подумал старший советник: «Все
потому, что вознамерился я убить дракона. Но теперь я и волоска на нем не трону.
Только пощади!» Буря немного утихла, но старший советник был так измучен
страхом, что, хотя корабль благополучно пристал к родному берегу, он выглядел
как злой бес: ветром надуло ему какую-то болезнь, живот вздулся горой, глаза
стали как красные сливы. С трудом дотащили его до дому, и слуги сразу вернулись
и сказали ему: «Сам видишь, как трудно победить дракона и отнять у него
разноцветный камень». Пошли в народе толки, и появилось слово «трусливый»,
потому как старший советник все время тер свои красные, как сливы, глаза.
Средний советник Исоноками-но Маро задал слугам задачу: разыскать в гнездах
ласточек раковину, что дарует легкие роды, и слуги сказали, что нужно следить за
ласточками у поварни, где их великое множество. Не одна, так другая начнет
класть яйца, тут и можно добыть целебную раковину. Велел средний советник
построить сторожевые вышки и посадить на них слуг, но ласточки испугались и
улетели. Тогда решили посадить одного слугу в корзину и поднимать его к гнездам,
лишь только ласточка решится снести яйцо. Но тут сам средний советник захотел
подняться в корзине к самой кровле, где жили ласточки. На веревках его подняли
на самый верх, и он, опустив руки в гнездо, нащупал что-то твердое и закричал:
«Нашел, тяните». А слуги слишком сильно дернули за веревку, и она порвалась, и
упал средний советник прямо на крышку большого трехногого котла для варки риса.
Насилу пришел в себя, разжал руку, а там всего лишь твердый катышек птичьего
помета. И тут он жалобно застонал: «Ах, эта злая раковина! На беду, полез я». А
людям показалось: «Ах, все это злого рока вина. Все бесполезно». Все дни
напролет средний советник сокрушался, что не достал заветной раковины, и наконец
совсем ослабел и лишился жизни. Кагуя-химэ услышала о конце среднего советника и
взгрустнула немного.
Наконец сам император услышал о Кагуя-химэ и ее несравненной красе. Повелел он
своей придворной даме отправиться в дом старика Такэтори и все разузнать о
Лучезарной деве. Захотела придворная дама сама взглянуть на барышню, но та
наотрез отказалась повиноваться посланнице императора, и пришлось той ни с чем
возвратиться во дворец. Тогда император призвал к себе старика Такэтори и
повелел ему уговорить Кагуя-химэ показаться при дворе. Но Лучезарная дева снова
наотрез отказалась. Тогда вознамерился государь поехать на охоту в те места, где
находился дом старика Такэтори, и будто случайно познакомиться с Кагуя-химэ.
Император выехал на охоту, вошел, словно без умысла, в дом Такэтори и увидел
девушку, сияющую несказанной красой. Хоть и закрылась она проворно рукавом, но
успел разглядеть ее государь и воскликнул в восторге: «Больше я с ней никогда не
расстанусь!»
Кагуя-химэ не хотела подчиниться и просила-молила не забирать ее во дворец,
говоря, что она не человек, а существо из другого мира. Но подали паланкин, и
только хотели посадить в него Кагуя-химэ, как она начала таять, таять — и одна
тень от нее осталась, И тогда отступился император — и она тотчас же приняла
прежний вид. Удалясь во дворец, император со слезами на глазах сложил: «Миг
расставанья настал, / Но я в нерешимости медлю... / Ах, чувствую, ноги мои /
Воле моей непокорны, / Как и ты, Кагуя-химэ!»
А она послала ему в ответ: «Под бедной сельскою кровлей, / Поросшей дикой
травой, / Прошли мои ранние годы. / Не манит сердце меня / В высокий царский
чертог».
Так продолжали они обмениваться грустными посланиями целых три года. Тогда люди
стали замечать, что каждый раз во время полнолуния Кагуя-химэ становится
задумчивой и грустной, и не советовали ей долго смотреть на лунный диск. Но она
все смотрела и смотрела, и наш мир казался ей унылым. Но в темные ночи она была
весела и беззаботна. Однажды в пятнадцатую ночь восьмого месяца, когда луна
становится самой яркой в году, она со слезами поведала своим родителям, что на
самом деле она — жительница лунного царства и была изгнана на землю, чтобы
искупить грех, а теперь настало время возвратиться. Там, в лунной столице, ждут
меня родные мать и отец, но знаю я, как будете вы скорбеть, и не радуюсь
возвращению в родные края, а печалюсь.
Прознал император про то, что за Кагуя-химэ явятся небожители и унесут ее на
луну, и повелел начальникам шести полков императорской стражи охранять
Лучезарную деву. Старик Такэтори спрятал Кагуя-химэ в чулане, войска окружили
дом, но в час Мыши в пятнадцатую ночь восьмой луны весь дом озарился сиянием, на
облаках спустились неведомые небесные существа, и ни стрелы, ни мечи не могли
остановить их. Все запертые двери распахнулись сами собой, и Кагуя-химэ вышла из
дома, обливаясь слезами. Жалко ей было оставлять приемных родителей. Небожитель
протянул ей наряд из птичьих перьев и напиток бессмертия, она же, зная, что
стоит ей облечься в это платье, как она утратит все человеческое, написала
императору письмо и с напитком бессмертия послала: «Разлуки миг настал, / Сейчас
надену я / Пернатую одежду, /Но вспомнился мне ты — / И плачет сердце».
Затем Кагуя-химэ села в летучую колесницу и в сопровождении сотни посланцев
улетела в небо. Опечаленный император отнес сосуд с напитком бессмертия на гору
Фудзи и зажег его; так и горит он там до сих пор.
|
